Лалым-уадындз
Лалым-уадындз - ныне вышедший
из музыкального обихода осетин инструмент. Он представляет собой одну из разновидностей
кавказской волынки. По своей конструкции осетинский лалым-уадындз схож с грузинским
"гудаствири" и аджарским "чибони", но в отличие от последних
он менее усовершенствован.
Осетинское название инструмента
состоит из соединения названий двух предметов - "лалым" (бурдюк, кожаный
мешок) и уже известного нам "уадындз". Кроме осетин и грузин, аналогичные
инструменты из народов Кавказа имеют еще армяне ("паракапзук") и азербайджанцы
("тулум"). Сфера бытования инструмента у всех перечисленных народов
довольно широкая: от пастушьего быта до обычных народных музыкальных будней.
В Грузии инструмент распространен
в разных уголках и под разными названиями: рачинцам, например, он известен под
названием ствири/штвири, аджарцам - под названием чибони/чимони, горцам Месхетии
- как тулуми, а в Карталинии и Пшавии - как ствири. Как легко заметить, инструмент
на территории Грузии четко и прочно засвидетельствован от Рачи и Месхетии до
Аджарии.
На армянской почве он также
имеет стойкие традиции повсеместного распространения, тогда как в Азербайджане
он "...встречается ...лишь в районе Нахичевани, где на нем исполняют песни
и танцы...".
Описание грузинских, армянских
и азербайджанских волынок дано в цитированном "Атласе музыкальных инструментов
народов СССР", что избавляет нас от необходимости повторения. Что касается
осетинского инструмента, то хотелось бы отметить некоторые его отличительные
особенности и сравнить их с особенностями грузинских, армянских и азербайджанских
двойников лалым-уадындза.
Прежде всего, следует отметить, что единственный экземпляр лалым-уадындза, которым мы располагали при его описании, был крайне плохой сохранности. Об извлечении каких-либо звуков на нем не могло быть и речи. Вставленная в кожаный мешок трубка-уадындз была повреждена; сам мешок был стар и дыряв в нескольких местах и, естественно, служить нагнетателем воздуха не мог.
Эти и другие неисправности
инструмента лишали нас возможности звуковоспроизведения на нем, нельзя было
сделать хотя бы приблизительное описание звукоряда, технических и исполнительских
особенностей и т.д. Однако принцип конструкции и, в какой-то степени, даже технологические
моменты были налицо.
В отличие от грузинских, армянских и азербайджанских инструментов осетинский лалым-уадындз представляет собой волынку, имеющую одну мелодическую трубку. Факт весьма существенный и позволяющий делать далеко идущие выводы. В конец трубки, входящий во внутрь мешка, вделан язычок-пищик, как у уадындза, извлекающий звук под действием нагнетенного в мешок воздуха.
Мелодическая трубка, сделанная из стебля шиповника (ср. грузинский инструмент с двумя тростниковыми трубками и армянский - с двумя камышовыми), вдевается в мешок через деревянную пробку. Зазоры между трубкой и каналом для нее в пробке замазаны воском.
На игровой трубке пять отверстий. Инструменту не менее 100 лет, чем и объясняется его плохая сохранность: трубка усохшая, сплющена; мешок продырявлен в нескольких местах.
Из огромного числа наших информаторов лалым-уадындз был известен лишь жителям Кударского ущелья Джавского района. По словам 78-летнего Ауызби Джиоева из с. Цон "лалым" (т.е. кожаный мешок) чаще всего делали из цельной шкуры козленка или ягненка. Но шкура ягненка считалась лучше, т.к. она мягче. "... А изготовлялся лалым-уадындз следующим образом, - говорит он. - Зарезав козленка и отрезав голову, снимается кожа целиком.
После соответствующей обработки ее отрубями или квасцами (ацудас), наглухо закрываются деревянными затычками (къæрмæджытæ) отверстия от задних ног и горловина. В отверстие передней левой ноги ("галиу куынц") вставляется вделанный в деревянную пробку уадындз (т.е. язычковый стъили) и замазывается воском, чтобы не было утечки воздуха, а в отверстие передней правой ноги ("рахиз куынц") вставляется деревянная трубка для вдувания (нагнетания) воздуха в мешок.
Эту трубку следует скрутить
сразу же, как только мешок наполнится воздухом, чтобы он не вышел обратно. Во
время игры "лалым" держат под мышкой и по мере того, как воздух из
него выходит, таким же образом нагнетается каждый раз, не прерывая игры на инструменте
("цæгъдгæ-цæгъдын")...". Информатор сообщает, что "...раньше
этот инструмент встречался часто, но теперь его уже никто не помнит...".
В приведенных словах А.Джиоева
обращает на себя внимание употребление терминов, связанных с кузнечным делом
- "галиу куынц" и "рахиз куынц".
Говоря выше о далеко идущих выводах в связи с тем, что в кожаный мешок вставляется одна игровая трубка, мы имели в виду архаику, которая проглядывает сквозь примитивную конструкцию инструмента. Действительно, по сравнению с усовершенствованными "чибони", "гуда-ствири", "пара-капзук" и "тулум", имеющими довольно прочно разработанную сложную систему звукорядов в двухголосии, здесь мы имеем дело с совершенно примитивным видом инструмента.
И дело вовсе не в том,
что сам инструмент (данный экземпляр) оказался старым, а в том, что в его конструкции
отразился один из ранних этапов исторического развития этого вида инструмента.
Далеко не случайно и то, что информатор в связи с инструментом употребил термин,
связанный с одним из древних ремесел на Кавказе - кузнечным делом: "куынц"
- значит "кузнечный мех".
Тот факт, что лалым-уадындз
наибольшее распространение имел в Кударском ущелье Южной Осетии, говорит о том,
что в осетинский музыкальный быт инструмент проник из соседней Рачи. Подтверждением
этому может служить и само название его - "лалым-уадындз" - является
точной калькой грузинского "гуда-ствири".
Доктор филологии Нафи Джусойты, родом из того же Кударского ущелья, любезно поделился с нами воспоминаниями о своем детстве: "...При совершении новогоднего (или пасхального) обряда "Беркъа" вся детвора в войлочных масках, в вывернутых шубах (наподобие "ряженых") до позднего вечера обходила дворы деревни с песнями и танцами, за что нас одаривали всякими сластями, пирогами, яйцами и т.д.
Необходимым сопровождением
всех наших песен и плясок была игра на волынке - один из ребят постарше, который
умел играть на волынке, всегда находился среди нас. Называли эту волынку "лалым-уадындз".
Это был обыкновенный кожаный бурдюк из кожи козленка или ягненка, в одну "ногу"
которого был вставлен стъили, а через отверстие второй ноги нагнетался воздух
в бурдюк..."
Войлочные маски, вывернутые
шубы, игры и пляски в сопровождении лалым-уадындза и, наконец, даже само название
этих веселых игр у осетин ("беркъа цæуын") создают полное впечатление
того, что обряд к осетинам пришел из Грузии (Рачи).
Однако это не совсем так. Дело в том, что аналогичные новогодние обряды, в которых
действует переодетая молодежь в масках и пр., мы находим у многих народов мира,
и восходят они к дохристианскому празднику, связанному с культом огня - солнца.
Древнее осетинское название этого обряда до нас не дошло, вытесненное христианством, оно вскоре было забыто, о чем свидетельствует заменившее его и бытующее ныне "Басылтæ". Последнее происходит от названия новогодних пирогов с сыром - басылтæ - в честь христианского святого Василия, день которого приходится на Новый год. Что же касается кударского "Беркъа" из приведенных воспоминаний Н.Джусойты, то здесь, очевидно, следует усматривать действительно грузинский обряд "Берикаоба", вошедший в быт осетин в трансформированном виде.
На главную страницу